Как-то раз мне довелось читать лекции об организации детского досуга на областном семинаре старших вожатых и начальников пионерских лагерей. На тот момент в нашем регионе функционировало семьдесят два детских загородных лагеря, и на данном мероприятии присутствовал руководящий состав каждого из них. Пока я рассказывал о традициях «Волги» и проходящих в ней праздниках, на лицах, сидящих в зале слушателей, читалось сначала удивление, потом недоверие. Мы работали не по известным утверждённым методикам, а жили по своим неписаным законам ребячьей вольницы. Наши «Большие игры» вообще не вписывались в общепринятые рамки. А стоило упомянуть о прощальных кострах в конце смен, как из зала посыпались сердитые реплики. Суть их сводилась к одному: «Говори – да не заговаривайся!» Мне не поверили! Десятиметровые костры?! Да где каждый раз взять столько дров? А как их делать? И кто вообще разрешит подобное?!
Пришлось срочно ехать домой, делать подборку слайдов о жизни нашего лагеря, и на следующий день наглядно убеждать своих оппонентов. Побороть скептицизм, однако, не удалось. Наш образ действий никто не поддержал — слишком хлопотно. Так что на многие годы мы стали единственными законодателями «костровой моды» во всей ближней и дальней округе.
А вот как она возникла – эта «мода», и какие случались казусы и истории во время проведения прощальных костров, я вам сейчас расскажу…
Первый раз поработать старшим вожатым в лагере мне предложили в 1983 году. Директором тогда была Валентина Ивановна Мережная. И она сразу пошла мне навстречу по двум серьёзным вопросам. Во-первых, разрешила провести походы (это отдельная интереснейшая тема), а во-вторых – по окончанию смен попробовать сделать большие костры. Она даже не подозревала, во что, в конце — концов, выльются эти нововведения. Именно в то лето были заложены традиции, на которых затем выросло несколько детских поколений волжан.
Задумку прощального костра я вынашивал давно. По-существу – это была моя заветная мечта из детства. Дело в том, что мои родители – профессиональные педагоги – каждое лето работали в пионерских лагерях. Естественно, повсюду они брали с собой и нас, детей. Мои старшие брат и сестра были вожатыми, папа вёл кружки, а мама была воспитателем на отряде. Много лет их деятельность проходила в лагере имени Гагарина, что располагался на реке Юхоть. И самым романтичным воспоминанием о нём у меня как раз и были костры в конце смен. Они проводились в поле напротив главных ворот. Было где побегать и побеситься, пока они разгорались. А потом ребятня заворожено смотрела на мерцающий сноп искр, уносящийся в тёмное небо…
Мне всегда казалось, что костры моего детства были высокими – высокими. И когда появилась возможность воплотить мечту в жизнь, я продумал до мельчайших подробностей все шаги к её осуществлению. Подобрать в лесу стройную сухостоину диаметром 25-30 сантиметров не составляло труда. Сложнее было дотащить её до места и, главное, поставить вертикально в заранее выкопанную узкую яму. Это была единственная операция, к которой привлекалось всё взрослое мужское население лагеря. Мы приладились использовать для этой цели дежурные машины: забрасывали верхушку на крышу кунга и, пятясь задним ходом, Зил или Урал отжимали ствол до нужного положения. А дальше в дело вступали дети. Старшие отряды подтаскивали прямые сухие сосенки, а малышня, как муравьи, собирали хворост и мелкие ветки.
Надо сказать честно: первые годы ставить костры было значительно проще. Дело в том, что сразу за лагерным забором сплошным валом возвышались кучи растительного мусора, скопившиеся за много лет в результате чистки внутренней территории. В своё время корпуса построили прямо в лесу, и теперь каждую весну рабочие бригады просто перебрасывали сушняк за периметр. А заодно туда же летели старые доски, подгнившие брёвна и другие строительные отходы.
Так что с горючими материалами долгие годы проблем не возникало. Получилось так, что мы совместили приятное с полезным – и поразвлеклись от души, и порядок вокруг лагеря навели. Со временем подчистили и лес в строну Чёрной речки, отчего он стал напоминать ухоженную парковую зону.
А устройство костра шло по четкой схеме. К вертикально стоящему стволу проволокой привязывался каркас. Он представлял два конуса из жердей, пространство под которыми плотно забивалось мелкими ветками. Этим занимались топтуны – юркие пацаны маленького роста. Они ходили друг за другом вокруг центрального стержня и уминали хворост. Заключительным штрихом служило поднятие разложенных «солнышком» ровных жердей, после чего приобретался законченный «причёсанный» вид.
Издалека на просторном волжском берегу костёр не вызывал сильных впечатлений. Но вблизи, да ещё полыхающий огромным факелом, он производил должный потрясающий эффект.
Вскоре слава о наших детищах разнеслась по округе. В день проведения торжества из соседних деревень и баз отдыха приходил народ. Иногда вместе с волжанами собиралось больше пятисот человек. Это были настоящие праздники — с песнями, играми, танцами. Нас даже приветствовали проплывающие мимо теплоходы.
Всё здорово! Если бы не одно «но». Моя мечта, хотя и свершилась, но оказалась не совсем правильной. На следующей смене этого же лета я провёл первый дальний трёхдневный поход для наших ребят. Палаточный городок мы поставили на берегу реки Юхоть в красивой берёзовой роще рядом с лагерем имени Гагарина. Тем самым, с которым у меня было связано столько детских воспоминаний. И надо же так совпало – там как раз готовились к закрытию смены. С волненьем я следил за установкой костра и за его проведением. А потом с горечью констатировал непреложную истину: оказывается, когда мы были маленькими – деревья были большими, а кока – кола вкуснее. Идеал моего детства оказался высотой всего метра три, а охапка кое-как сложенных веток прогорела за несколько минут. Но вокруг этого костра тоже весело плясали дети и взрослые. Так что – всё здорово! Главное – согревались души и пелись песни.
И всё-таки волжанам по праву можно гордиться – мы и здесь были лучше всех!
Всего прощальных костров в лагере было проведено около пятидесяти. Практически их ставили в конце каждой смены, но иногда непогода вносила свои коррективы. Если шли продолжительные дожди, детей в лес за дровами не посылали, а несколько раз из-за этого собранные каркасы оставляли на открытие следующей смены. Но тогда взрослым приходилось дежурить по ночам, что бы местная молодежь не почудила за чужой счет.
Алгоритм всего мероприятия был отработан до мелочей. Времени на сборку и заполнения каркаса хворостом требовалось полтора – два дня. По кругу из хлыстов выкладывался периметр, заходить за который строго запрещалось. Делалось это, прежде всего, для того, что бы дети не добрасывали до костра палки, камни, а главное – куски шифера, которые разрывались в огне с громким треском на опасные осколки. Процесс активного горения продолжался минут сорок – пятьдесят. Этого времени хватало на то, что бы попеть песни и поприветствовать проходящие мимо теплоходы. Затем, когда прогоревший каркас рассыпался, еще час вокруг него танцевали и водили хороводы. После чего отряды отправлялись на продленную последнюю массовку, а вокруг огромной кучи пламенеющих углей до утра продолжали тусоваться свободные от ночного дежурства взрослые.
На протяжении десяти лет я руководил установкой практически каждого костра. Но иногда приходилось некоторые моменты в подготовке кому-нибудь поручать, и процесс выходил из-под контроля. Это почти каждый раз приводило к довольно серьезным казусам.
Однажды, забегавшись по отрядам, я поручил мужчинам из технического персонала для лучшего розжига насовать в сучья, пропитанные дизельным топливом тряпки. То ли они чего-то не расслышали, то ли не поняли, но вместо солярки использовали бензин. Когда я с зажженным факелом стал подходить к костру, у меня внутри словно что-то шевельнулось. Обычно длинную палку с намотанными на нее тряпками засовывали прямо в хворост, а тут я обернулся, приказал отрядам отойти от периметра еще на десять шагов и, размахнувшись, кинул факел. Эффект был потрясающим! Громыхнуло так, что в корпусах лагеря чуть не повылетали стекла. Над костром взметнулось пламя, похожее на маленький ядерный взрыв. После секундного замешательства дети взревели от восторга. Они подумали, что все так и было задумано. Пострадали двое: от неожиданности слетел со стула сидящий спиной к костру баянист вместе со своим музыкальным инструментом. А у меня напрочь опалило брови.
В другой раз инициативу проявили вожатые, прикрепив на самую макушку центрального стержня смешное чучело. Они даже учли, что поднимать длинный ствол будет тяжело, и сделали куклу очень легкой, набив ее бумагой и сухой травой. И когда начала прогорать одежда, увлекаемые потоками горячего воздуха вверх полетели маленькие факелы. Причем – прямо на лагерь. Мало кто знает, но при проведении данных мероприятий всегда объявлялась пожарная готовность номер один, и мы были готовы к любым неожиданностям. Тут же оперативно сработала наша добровольная дружина из обслуживающего персонала, но опасность миновала сама собой – на крыши корпусов опустился лишь остывший пепел. С тех пор к макушке привязывалась только старая обувь.
Была еще пара нестандартных ситуаций. Один раз из-за жары костер сгорел буквально за несколько минут. Причем пламя завихрилось, и поднялся гул как от летящего реактивного самолета. А в другой раз наоборот – отсыревший из-за дождей костер долго не могли разжечь, и отряды отправились на массовку, не дождавшись финала традиционного зрелища.
Но в целом – наши прощальные костры всегда были праздником для всех и являлись достойным завершением смен.
